Как устроена учеба в Сорбонне
В неизменной рубрике студенты, уехавшие обучаться за границу, говорят о разнице в подходе к обучению и делятся впечатлениями от перемены обстановки. Светлана Кочергина бросила скучноватую работу в Москве и поступила в Сорбонну, где занимается живописью и прогуливается на семинары по философии, на которых студенты с помощью обсуждения возлюбленных кинофильмов и литературы разбираются в идеях постмодернистов.
Светлана Кочергина, 20 семь лет
— Где, чему ты учишься, как издавна? Как так случилось, что конкретно тут?
— Перебежала на 3-ий курс факультета роскошных искусств Сорбонны. Cлучилось конкретно так, так как, видимо, не могло случиться по другому. Практически все мои друзья были представителями богемы — еще со времен школы я могла свободно дышать исключительно в обществе поэтов, актеров, стилистов, музыкантов. Я закончила факультет зарубежных языков и уже два года проработала переводчиком в Москве в строго деловом окружении, когда сообразила, что нахожусь не на собственном месте. В один прекрасный момент я просто увидела себя с книжкой на зеленоватой поляне во дворе Сорбонны, и, хотя у меня тогда не было способности уехать, я сообразила, что это единственно приемлемый вариант развития событий.
— Как смотрелся процесс поступления? Была ли возможность получить грант?
— Как оказывается, способности получить грант, стипендию либо даже общежитие у меня не было, потому что я стопроцентно меняла специальность. У многих эта моя мысль уехать стала вызывать сомнения и поболее того, раздражение. Я уже было начала опускать руки, но нашелся человек, который меня всецело поддержал. Это был мой дядя. Я выдержала сложный экзамен из 4 частей, подтверждающий познание языка. На некие специальности довольно аттестата DELF либо TFC, в моем случае был необходим DALF, сертификат об углубленном знании французского. Затем горы документов: аттестат о среднем образовании, академические справки с обязательным указанием дисциплин и оценок, диплом, свидетельство о рождении с апостилем — все вышеперечисленное в нескольких экземплярах с переводами, заверенными у нотариуса. Плюс резюме, рекомендательные письма от преподавателей, и, самое главное, мотивационное письмо, где нужно искренне и развернуто написать, почему ты должен здесь учиться. Мое было безапелляционным. К нему я еще приложила портфолио с работами.
Из России поступить во французский вуз можно только через Campus France. именно туда вы отдаете документы и там же проходите собеседование. После они пересылают ваше досье в выбранный вами вуз и вы ждете приглашения из университета. Или отказа. Затем, с неимоверным количеством документов, подтверждающими, что вас таки приглашают, у вас достаточно средств на счету и квартира снята, идете в посольство и снова ждете. Теперь уже студенческой визы. Или отказа.
— Ты училась в российском вузе? Какие воспоминания?
— Да, я закончила романское отделение Санкт-Петербургского института иностранных языков. Вышла оттуда специалистом по зарубежной литературе с недурным французским, из остальных пятидесяти изученных предметов в жизни мне пригодилась только лингвистическая поэтика.
© Pembleton. Одна из достопимечательностей семнадцать округа: Дворец съездов (Palais des Congrès)
** — Где ты сейчас живешь?**
— Снимаю квартиру в буржуазном 17-м округе Парижа, в сорока минутах езды от университета и двадцати — от работы. Наибольшая проблема в Париже — с жильем. По их законам тебя не могут выгнать из снимаемой квартиры в холодное время года, например. Даже если ты несколько месяцев не платишь. В этой связи наймодатели страхуются всеми возможными и невозможными способами. Помимо аванса и залога, чтобы снять квартиру, обязательно нужен гарант, француз, который поручится, что будет платить за тебя в случае, если ты не сможешь. Я таких французов, естественно, не знаю. И все это время мне приходится неофициально переснимать жилье у тех, кто его тоже снимает.
— Какие бонусы дает статус студента?
— Со своей студенческой картой я прохожу в музеи и галереи бесплатно и без очереди, ибо там указано, что я художник. Во всех остальных студенческих льготах мне отказано, потому что я преодолела рубеж — молодежью здесь считаются только до двадцать шесть лет.
** — Над чем ты сейчас работаешь?**
— За время учебы я побывала и концептуальным артистом, и иллюстратором, и режиссером, и фотографом, и дизайнером, и перфомансы устраивала, но возвращаюсь к живописи. Не могу без красок, холстов, кистей, без этого специфического запаха по всей квартире. Здесь я тоже хватаюсь за все сразу. То развиваю на холсте музыкально-цветовую теорию Кандинского, то молнии-порталы вывожу в духе Барнетта Ньюмана, то в импрессионистическом стиле Алекса Каневского пишу предметы быта. В последних моих фигуративных картинах появляется образ ребенка, больного прогерией. преждевременным старением. Эти инопланетные дети с прозрачной кожей, большим деформированным черепом и маленьким тельцем, лишенным жировой ткани, не перестают волновать мое воображение. Сейчас я ищу возможности встретиться с кем-нибудь из них, это непросто, так как болезнь крайне редкая. Я ни при каких обстоятельствах не собираюсь спекулировать на чужой трагедии, просто чувствую, что нам нужно пообщаться, что меня с ними что-то связывает. Вообще, хочется все пробовать, экспериментировать, открывать, я боюсь что-нибудь упустить.
Еще я подрабатываю фотографом на вечерних круизах по Сене, обстановка довольно романтичная и непринужденная — на время учебы в самый раз. Для русскоговорящих студентов в Париже всегда найдется работа в туристической сфере. Вот отыскать более серьезную позицию вам будет мешать виза с ограничением в восемнадцать рабочих часов в неделю, плюс из-за высокого уровня безработицы работодатель должен доказать, что на должность не нашлось ни одного подходящего француза.
— Я бы сказала, что успехов никаких нет. Однако, когда мой испанский коллега-флейтист слышит эту фразу — а повторяю я ее довольно часто — он покатывается со смеху от моей нездоровой амбициозности. А я, по сути, не умею оценить масштабов того, что делаю. Конечно, если, следуя его совету, сравнить меня сегодняшнюю с тем,
что было два года назад, можно сказать, что лучшие мои ожидания оправдались.
— Оправдала ли твои ожидания Сорбонна?
— Я недавно побывала в Кембридже, и именно так я себе представляю настоящий университет: закрытый, оторванный от быта мирок, где можно с головой погрузиться в учебу, пропадая неделями в этих роскошных библиотеках, разгуливая в мантиях по вымощенным дорожкам, где ходили Ньютон, Байрон, Набоков — дух захватывает. Такой сказочный Хогвартс. Ничего подобного у нас, конечно, нет — каждый предоставлен сам себе, работают все в главном дома, группы меняют каждый семестр, что не способствует созданию крепких отношений ни с однокурсниками, ни с преподавателями. Практические навыки тоже нужно нарабатывать на стороне. Другими словами в Сорбонну ехать стоит людям мотивированным, волевым, умеющим работать самостоятельно, точно знающим, что они от этой учебы хотят взять. И уже с каким-то багажом вопросов, на которые ищешь ответы. После моего факультета вы выйдете человеком, который понимает, что такое искусство, умеет поддержать ученую беседу и продумать концепцию того или иного произведения. Зачастую этого может быть достаточно для того, чтобы найти себе место в мире современного искусства. Я абсолютно не разочарована, потому как не привыкла ходить в чужую избу со своим уставом.
— Какой у тебя самый крутой профессор?
— У меня были и курсы музыки с великолепным румынском композитором Костином Миереану, и курс экспериментального кино с экстравагантной Катериной Томадаки, и арт-терапия. и театр, и писательство, и философия, и история — с настоящими профессионалами, будь моя воля, я бы перечислила здесь всех.
Если говорить о том, кто повлиял на меня больше всего, назову двоих. Во-первых, это Эруан Баут — превосходный аналитик, логик, научивший меня все подвергать сомнению: правила, законы, факты, окружающую реальность и сначала саму себя. Второй человек в некотором смысле его противоположность: Винсент Дюлом — безумно похожий на Джона Леннона не только лишь внешне, да и своей жизненной философией. На первом же занятии он сказал нам, что единственное, чего он от нас ждет, это любовь. Без любви нет искусства. Без любви вообще ничего нет.
*— Как выглядит процесс обучения? *
— Еще Эйнштейн говорил, что образование — это то, что остается после того, когда забываешь все, чему учили в школе. У нас нет академической живописи, мы не изучаем законов перспективы, не рисуем с натуры, никогда ничего не зубрим. Основной учебный процесс проходит за пределами университета — ты читаешь книги, которые тебе интересны, смотришь волнующие тебя фильмы, ходишь по галереям, встречаешься с людьми — все, чем ты живешь, участвует в создании будущего произведения. Ты учишься осмысливать мир через творчество. Здесь все ставки делаются на эксперимент, из нас растят не ремесленников, а ученых в области искусства.
— Опиши свой обычный учебный день.
— Прихожу в университет к одиннадцать часам, сижу два часа на семинаре по философии. Мысли постмодернистов мы объясняем на примерах любимых фильмов, книг, произведений искусства. Потом идем перекусить в кафе или поваляться с сэндвичами на траве в парке Ситроен. Следующие два часа — история искусств, нас зомбируют великими картинами, поверхностно рассказывая, в чем здесь соль и в какой библиотечной книге об этом узнать подробнее. Еще три часа — ателье живописи. В российском вузе вы бы увидели модель посреди зала и аккуратных молодых художников, стоящих кружком за своими мольбертами. Только не здесь. Пишет кто чем, кто на чем, кто в какой позе, и, главное, — кто что хочет.
Студенческие работы Светланы
Основной предмет — персональное творчество. Каждый студент представляет картину, скульптуру, комикс, фильм или проект, говорит несколько слов в их защиту, объясняет концепцию, предысторию — то, что посчитает нужным. Следом слово берет профессор, мы все внимательно слушаем о достоинствах и недостатках работы, и, наконец, кто пожелает, высказывает собственную точку зрения.
Однако, чтобы выжить в этой системе образования, нужно быть очень мотивированным, Делаешь абсолютно все сам, никто с тобой возиться не станет, преподаватель здесь только для того, чтобы обозначать границы между искусством и кружком самодеятельности.
— Какое самое главное знание или умение, которое ты получила в процессе обучения?
— В этом мире все волшебным образом связано и работает по одним и этим же законам, все существует одновременно, мы должны только сделать выбор. Мы — и есть этот выбор.
— Дорого жить и учиться?
— Учеба в Сорбонне бесплатна. Есть смешные расходы за запись — около 200-300 евро в год и еще страховка столько же, но последнюю я не плачу, так как ее вычисляют из моей зарплаты. Понятно, что в Париже дорого обходятся такие бытовые штуки, как жилье, свет, газ, связь, транспорт, еда, с друзьями сходить куда-нибудь. Краски, кисти, холсты, растворители я покупаю в Питере, так как цены на эти вещи здесь на грани фантастики. Все же, я люблю этот город, я уже неотделима от него. Это моя вторая родина — здесь во мне родился художник.
— Скорее, планирую ехать дальше. Как известно, после Второй мировой войны все искусство сосредоточилось в Нью-Йорке. Надо бы съездить, примериться. Честно говоря, хоть я и не стопроцентный фаталист, но сейчас готова принять любое развитие событий. Что-то подсказывает мне, что все сложится наилучшим образом.
— Где будешь работать, когда выпустишься?
— Раз уж мы вспомнили Джона Леннона, мне очень нравится эта его байка. Он рассказывал: «Когда я пошел в школу, меня спросили, кем я хочу стать, когда вырасту». Я написал «счастливым». Мне сказали: «Ты не понял задания», а я ответил: «Вы не поняли жизнь».